Кафетерий был полупустым. Они понесли свои подносы с едой к столику возле окна с видом на огромную зеленую лужайку, посредине которой возвышался высокий белый крест.
— Это мой единственный шанс наслаждаться дневным светом, — сказала Грасиэла. — В нашем отделении нет окон, так что я всегда стараюсь сесть у окна.
Маккалеб понимающе кивнул.
— Когда-то давно, когда я работал в Квонтико, кабинеты там располагались под землей, в подвале. Окон нет, вечная сырость, промозглый холод зимой даже при включенном отоплении. Я почти никогда не видел солнца в то время. Разумеется, это сказывается на людях.
— Так вы поэтому переехали сюда? — спросила девушка.
— Нет, были другие причины. Но я думал, у меня появится окно, однако ошибся. Меня отправили на склад филиала. Семнадцать этажей, очень мало окон. Подозреваю, что именно по этой причине я обосновался на катере. Хочется быть поближе к небу.
— А что за филиал? — спросила Грасиэла.
— Извините. Это в Вествуде, большое федеральное здание недалеко от кладбища ветеранов.
Она понимающе кивнула.
— Так вы на самом деле выросли на острове Каталина, как писали газеты?
— Ну да. До шестнадцати лет я жил там, — пояснил Маккалеб. — А потом я жил с матерью в Чикаго. Странно, пока я жил на острове, мне не терпелось уехать оттуда. А теперь наоборот — я жажду вернуться.
— И что вы там будете делать? — спросила Грасиэла.
— Пока не знаю. От отца мне достался там причал. А может, вообще ничего не буду делать. Может, буду просто сидеть на солнце с удочкой в руках и пить холодное пиво, — ответил Терри с улыбкой.
Грасиэла улыбнулась в ответ.
— Но если у вас уже есть там причал, то почему вы не переберетесь туда уже сейчас?
— Просто катер не готов, не отремонтирован до конца. И я сам не готов пока.
— Понятно, — кивнула головой Грасиэла. — Катер — тоже вашего отца?
А это еще одна деталь его жизни, взятая из газеты. Кажется, он слишком много поведал о себе Кише Рассел. Он не любил, когда люди вот так вдруг узнавали о нем слишком много.
— Да, отец жил на острове. После его смерти катер перешел ко мне. Он стоял несколько лет без движения в сухом доке. И теперь требует капитального ремонта.
— А название катеру вы дали или отец?
— Ах, отец.
Грасиэла смешно нахмурилась, сдвинув брови, будто ей что-то попало в глаз.
— Мне не совсем понятно, почему катер называется «Обгоняющий волны», а не «Бегущий по волнам»? По-моему, так было бы лучше.
— Нет, так было бы неправильно. Я объясню. Тут все дело в волнах. Для серфингистов «волна» — это главный попутчик и соперник.
— А-а. И что это меняет?
— Ну, знаете, волны бывают разной высоты, порой очень даже высокие.
— Да, знаю.
— Так вот, за высокой волной всегда надо следить, потому что такая волна может захлестнуть судно и потопить его — если ты плывешь по течению. Все моряки знают, что если ты попал в «высокие волны», то должен двигаться быстрее, чем они. Обгонять их. Тогда на своем судне хозяин — ты, а не волны. Поэтому отец так и назвал катер. Чтобы всегда помнить, что иногда нужно оглядываться и знать, что там, за спиной. Он постоянно говорил мне об этом, пока я не вырос. Говорил, когда я уехал в город.
— Уехали в город? — опять не поняла Грасиэла.
— Да, когда я покинул остров. Он наказывал всегда следить за «высокой волной», даже на суше.
Его слова вызвали у нее улыбку.
— Теперь, когда я знаю всю эту историю, название лодки начинает мне нравиться. Вы скучаете по отцу?
Маккалеб молча кивнул. Беседа пошла на убыль, и они принялись за свои сандвичи. Маккалеб не думал, что их разговор будет посвящен ему. И, откусив несколько раз, он поведал Грасиэле о своих утренних похождениях, закончившихся не слишком успешно. Он ни слова не сказал о том, что смотрел видеокассету с записью гибели Глории, но рассказал о своем предположении, что убийство Торрес и Кана связаны по меньшей мере с еще одним ограблением со стрельбой. Возможно, это преступление было своеобразным повторением ограбления у банкомата, где произошло похожее убийство. Рассказал подробно, о чем были статьи, которые прочла ему Рассел.
— И что вы намерены делать дальше? — последовал вопрос, когда Маккалеб доел свой сандвич.
— Думаю поспать немного, — ответил Терри.
Девушка смотрела на него с откровенным любопытством.
— Я просто разваливаюсь на части от усталости, — сказал он. — Мне давно не приходилось столько бегать и размышлять о серьезных делах. Я собираюсь вернуться на лодку и просто отдохнуть. А завтра с утра примусь за дела снова.
— Простите.
— Вам не за что просить прощения, — улыбнулся Маккалеб. — Вы искали человека, имеющего ко всему этому отношение. Да, у меня есть причина, чтобы заняться этим делом, но я буду действовать не торопясь. Вы медсестра и понимаете, что к чему.
— Понимаю больше, чем вы думаете, и очень не хочу, чтобы вы чем-то себе навредили. Из-за этого смерть Глории будет еще более…
— Не говорите об этом, пожалуйста, — перебил ее Терри.
На несколько минут воцарилось молчание, а потом разговор продолжился.
— То, что вы не даете покоя лос-анджелесской полиции, — это правильно. Я подозреваю, что с раскрытием этого преступления они особенно не торопятся и просто ждут какого-то чуда, возможно, этот тип появится снова. Они не рыпаются, поскольку в таких делах должно произойти нечто невероятное, чтобы все наконец зашевелились и начали крутиться, как караси на сковородке.
Грасиэла грустно покачала головой: